* * *
Молитесь под открытым небом,
а не у мёртвых алтарей.
И будет дар не скудным хлебом,
а вдохновения рекой
волшебной, сине-золотой.
А путь опасней, но быстрей.
Меня покинула душа
на крыльях бабочек рассветных.
А я глядела, не дыша,
но знаков не было приметных.
И не было тоски, и слёз,
и страха, и напрасных грёз.
Я не успела с ней проститься,
перекреститься, нарядиться,
и очень важное понять:
«Неужто это мне опять?
Не отвратить, не отмолиться.
Боль нескончаемо продлится,
и всё сначала повторится.
Растеряны, тревожно смутны,
мы будем так же бесприютны,
не ведая, к чему стремиться.
В цепи утрат крупнее звенья
бессмысленного повторенья.
Круг тех же лиц заворожённых,
безрадостных и напряжённых.
Жаль, никогда они не знали,
где бабочки мои летали.
И потому бесстрастно так
взирала я на их печали.
а не у мёртвых алтарей.
И будет дар не скудным хлебом,
а вдохновения рекой
волшебной, сине-золотой.
А путь опасней, но быстрей.
Меня покинула душа
на крыльях бабочек рассветных.
А я глядела, не дыша,
но знаков не было приметных.
И не было тоски, и слёз,
и страха, и напрасных грёз.
Я не успела с ней проститься,
перекреститься, нарядиться,
и очень важное понять:
«Неужто это мне опять?
Не отвратить, не отмолиться.
Боль нескончаемо продлится,
и всё сначала повторится.
Растеряны, тревожно смутны,
мы будем так же бесприютны,
не ведая, к чему стремиться.
В цепи утрат крупнее звенья
бессмысленного повторенья.
Круг тех же лиц заворожённых,
безрадостных и напряжённых.
Жаль, никогда они не знали,
где бабочки мои летали.
И потому бесстрастно так
взирала я на их печали.
2004г.